|
|
Филологический факультет СПбГУ | |
|
|
||
Большое значение для развития светской ораторской прозы, светского панегирика, приобретает XVII век. Именно в эпоху Алексея Михайловича в русской культуре формируется абсолютно новая придворная культура — культура секуляризированная, культура царского двора, культура, которая интересуется государственным панегириком и которая воспевает царя как в поэтических формах, так и в прозаических. Но только в петровское время формируется новый тип панегирика — гражданский панегирик, смыслом которого является гражданский культ монарха. Сохранился весьма любопытный пример такого панегирического торжества петровского времени — это триумфальный въезд Петра I в Москву после завоевания Ливонии в 1704 году. Описание этого торжественного въезда через триумфальную арку описал префект Славяно-греко-латинской академии Иосиф Туробойский. Автор описания специально объясняет, что данная церемония не имеет религиозного значения, что это особое гражданское торжество. Он пишет:
Сия не суть храм, или церковь во имя некоего от святых созданная, но политическая, сиесть гражданская похвала труждающимся о целости отечества своего.
Но хотя сама церемония гражданского праздника постепенно вырабатывается, появляются фейерверк, иллюминации и другие формы светских праздников, например, ассамблеи и другие, форма светского панегирика, жанр светского панегирика в петровское время так и не формируется. Он появляется уже позже, в 30-е годы XVIII века, и первый из известных светских панегириков принадлежит В. К. Тредиаковскому. Это текст, появившийся в 1732 году, сначала поднесенный императрице, а потом опубликованный в Петербурге. Называется он «Панегирик, или Слово похвальное Анне Иоанновне». Дальнейшее развитие светского панегирика связано, конечно, с именем М. В. Ломоносова, который в 1749 году пишет свое первое ораторское произведение «Слово похвальное Елизавете Петровне», также с именем ученика Ломоносова Н. Н. Поповского, который произносит «Торжественное слово на день коронации Елизаветы Петровны» (1756) в Московском университете, и также с панегириками А. П. Сумарокова, которые создавались уже в екатерининскую эпоху.
Что представляет собой жанр светского панегирика? Во-первых, важно отметить, что светский панегирик имел два способа презентации: устное представление перед аудиторией, как церковные проповеди, и подношение — это форма, которая была типична для торжественной оды. Например, упомянутое мной «Слово» Поповского было в Московском университет произнесено, а панегирик Тредиаковского 1732 года был императрице поднесен в виде отдельной брошюры, отдельной книжицы. В некоторых случаях две формы презентации объединялись. Так, например, «Слово похвальное Елизавете Петровне» Ломоносова было сначала произнесено в Академии наук, а потом президент Академии наук Кирилл Григорьевич Разумовский поднес печатный экземпляр панегирика императрице.
Надо сказать, что светские панегирики, как и церковные, могли иметь своеобразный эпиграф, начальный стих, который предшествует уже в издании, в публикации самому слову. В некоторых случаях эпиграф мог быть связан с церковной традицией. Например, в «Слове на день восшествия на престол императрицы Екатерины II» Сумарокова присутствует эпиграф из Псалтири:
Сей день егоже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся вонь.
Этот стих является частью богослужения Пасхи, и таким образом происходит сопоставление пасхального праздника и восшествия на престол новой императрицы.
Но интереснее другие случаи, когда в качестве эпиграфа выбирается фрагмент уже не церковного произведения, а светского. Так, например, у Тредиаковского эпиграф представляет собой цитату из «Энеиды» Вергилия и дается на двух языках, на русском и на латинском:
Честь, имя и хвалы твоя жить будут вечно.
Таким образом, мы видим, что церковный контекст сменяется контекстом античности.
Но, в отличие от проповедников, светские ораторы реже используют тему Божьего промысла и, как правило, сразу начинают свое ораторское произведение с панегирика, то есть непосредственно с похвалы императрице, виновнице торжества. Ломоносов в своем знаменитом «Слове», адресованном Елизавете Петровне, обращает внимание на гармонию внутреннего и внешнего в образе императрицы. Он обращается к ее пресветлому лицу, видит ее истинное благочестие, мужественную бодрость, кроткое правосудие, прозорливую премудрость. Вся ораторская проза Ломоносова основана на принципе амплификации, то есть словесной избыточности. Сам он, однако, в начале слова в огромном, длинном периоде это отрицает.
Не снисканием многословнаго мыслей распространения увеличено, не витиеватым сложением замыслов или пестрым преложением речений украшено, ниже риторским парением возвышено будет сие мое слово, но все свое <…> возвышение от устремления к Ней искренния ревности примет…
Это еще не конец предложения. Дальше период продолжается и занимает больше страницы. Конечно, это высказывание воспринимается нами как оксюморон, как противоречие странное. Да, конечно, здесь присутствует и риторское парение, и многословие, но Ломоносов так демонстративно пытается сказать, что это не риторические упражнения, а искренняя похвала.
Анализируя содержание светских панегириков, стоит отметить, что здесь присутствуют две основные темы: в первую очередь это собственно панегирические темы и мотивы, и отступления от панегирической темы. Собственно панегирические темы — это типичные топосы, общие места государственного панегирика: изображение гармоничного государства, идеального общества, идеального монарха, мира, тишины, ликования жителей и так далее. Иногда некоторые из панегирических тем связаны с панегирическим каноном и восходят к самым разным еще античным примерам, образцам похвалы того или иного героя. Так, например, желая похвалить императрицу, оратор часто начинает свою похвалу с обращения к ее предкам, родителям или более давним предкам. Ломоносов, например, пишет здесь о предшественниках Елизаветы, используя интересную риторическую фигуру умолчания, или прохождения. Говорящий объявляет, что не будет о чем-то говорить, но этим самым предложением он и говорит о своем предмете. Например, Ломоносов пишет о Михаиле Федоровиче:
Описал бы я ныне вам младаго Михаила, для стенания и слез прадедов наших приемлющаго с венцем Царским тяжкое бремя поверженныя России…
Говоря «описал бы», Ломоносов и описывает Михаила Федоровича. Дальше столь же подробно Ломоносов характеризует Алексея Михайловича, императора Петра Великого, императрицу Екатерину I, и потом уже переходит к собственным добродетелям своей героини, то есть императрицы Елизаветы Петровны.
Образ автора-панегириста является типичным для панегирика. Автор сетует на свое недостоинство, говорит о том, что он не обладает необходимыми возможностями для адекватной похвалы, и просит у слушателей прощения за свое несовершенство.
Отступление от панегирической темы — это, например, в первую очередь, отступление о науках Ломоносова, или, например, у Поповского отступление о Московском университете. Как правило, эти отступления были связаны с какой-либо остросовременной темой.
В связи с вопросами содержания панегирика особого внимания заслуживают слова Сумарокова, которые довольно сильно отличаются от классических панегириков. Сумароков не изображает идеальную реальность, а, как правило, декларирует перед императрицей Екатериной II свои взгляды. Он говорит:
Утверждай, Государыня, правосудие на престоле Российском, ко безопасности нашей и для способности нам быти здравыми и полезными членами Твоего и нашего отечества.
Буди, Государыня, буди всегда Материю любезному своему народу! награждай добродетель, исправляй пороки наши и рази беззакония.
Он обращается к императрице «буди матерью своему народу», как будто подразумевая, что на данный момент она еще не является матерью Отечества. Очень много абстрактных сентенций встречается в его «Слове». Например, «геройство есть высочайшая степень честности», «кто чево достоин, тот и возмездие таковое имети должен». Вместо традиционной вертикали «Бог — императрица», Сумароков в своем панегирике актуализирует другую вертикаль: «истина — императрица». Основная идея панегирика Сумарокова заключается в том, чтобы научить императрицу и включить в свой текст некое назидание правителю. Деформация, которая происходит с панегириком Сумарокова в 60-е годы XVIII века, свидетельствует о том, что чистый панегирик в середине XVIII века уже исчезает. И Анна Сергеевна Елеонская отмечает по этому поводу: «Под конец века ораторское “слово” – “Слово о Ломоносове” – зазвучало со страниц “Путешествия из Петербурга в Москву” <…> Построенное по всем правилам эпидейктического красноречия, произведение А. Н. Радищева явилось образцом публицистической ораторской прозы. Однако сам этот вид творчества как род художественной литературы был уже исчерпан».