Модуль 4
Эксперимент в русской поэзии XVIII века

Урок 4
Стилистические эксперименты А. А. Ржевского

Соединение стихового и стилистического новаторства свойственно разным поэтам XVIII столетия. Одним из самых интересных поэтов в этом отношении является Алексей Андреевич Ржевский.

Ржевский был учеником Сумарокова, и Г. А. Гуковский, о котором уже шла речь, включает его в число поэтов так называемой сумароковской школы. И в чем-то, действительно, Ржевский, согласно Гуковскому, является преемником Сумарокова, его учеником, но в чем-то он реформирует введенные Сумароковым принципы русской поэзии.

В чем же заключается это реформирование? Дело в том, что Сумароков ввел в русскую поэзию принцип простоты, принцип естественности. Неслучайно иногда даже говорят, что это первый лирический поэт, в творчестве которого, пусть и очень схематично, очень пока примитивно, но все же проявляется личность автора. И действительно, Сумароков пытается писать свои стихи совсем не так, как Ломоносов. Он пытается отказаться от излишних украшений, от аллегорий, от метафор, от сложных синтаксических конструкции, узоров и пытается имитировать как бы небрежную, естественную речь. Ржевский в этом отношении не является, конечно, преемником Сумарокова, потому что он в каком-то смысле возвращается назад, к творчеству русских барочных поэтов, в частности к творчеству Ломоносова, Тредьяковского и Кантемира.

Вообще, очень необычным является творческий путь этого автора. Его интенсивное творчество замкнуто в период всего-навсего трех лет, с 1760 по 1763 год. За это время он пишет более 220 поэтических текстов. Пишет очень интенсивно, в разных жанрах, экспериментирует над стихом, над стиховыми формами, но после 1763 годы Ржевский отходит от поэзии, увлекается придворной карьерой, и до своей смерти в 1804 году он пишет не более десятка стихотворений.

Об этом поэте довольно быстро забыли. Все его интенсивное, очень интересное поэтическое творчество осталось на страницах журналов XVIII века, которые не переиздавались, были мало кому известны. Об этом поэте вспомнил уже Гуковский в начале XX века. В своей книге 1927 года «Русская поэзия XVIII века» Гуковский посвящает Ржевскому особую главу, особый очерк. Для Гуковского Ржевский явился таким примером литературной эволюции, который, отталкиваясь от сумароковских поэтических принципов, в чем-то возвращает русскую поэзию к ее барочным истокам. Гуковский говорит о том, что Ржевский — это первый в русской литературе насадитель поэтических фокусов и поэтического трюкачества. С этим, действительно, можно отчасти согласиться, потому что в творчестве Ржевского мы видим достаточно большое количество экспериментальных форм.

В чем же состоит эта экспериментальная форма? В чем же состоит эта искусственность, к которой перешел Ржевский от сумароковской естественности? Во-первых, видно, что некоторые произведения Ржевского представляют собой очень продуманные с формальной точки зрения тексты, с формально-стилистической точки зрения. Он как бы чертит некие чертежи из слов, насыщая свои тексты разного рода повторами, синтаксическим параллелизмом, достаточно интересными и редкими фигурами речи:

Грущу и веселюся,
В веселье грусть моя;
И от чего крушуся,
Тем утешаюсь я.

Здесь показано любовное чувство через такое сгущение антитез и оксюморонов. Антитеза грущу — веселюся и оксюморон, такое противоречивое сочетание: В веселье грусть моя; / И от чего крушуся, / Тем утешаюсь я. Следующая строфа этого текста основана на корневых повторах. И этот же смысл противоречивости любовного чувства только усиливается.

Веселостей лишася,
Веселием горю;
Бедами отягчася,
В бедах утехи зрю.

Похожим образом при помощи антитез и других словесных ухищрений характеризуется состояние влюбленности в стихотворении «Любовник».

Хотя не связан ты, однако не свободен.
Хоть стражи нет с тобой, однако ты не волен.
Ты глух без языка, язык хотя в устах.
Ты слеп и без ума, хоть видишь свет в очах.
Сам цепи ты кладешь, сам цепи разрешаешь.
Жалеешь ты себя и сам себя караешь.
Всегда в горячке ты, хоть холоден, как лед.
Хоть не в беспамятстве, но делаешь ты бред.
Ты болен всякий час, но что болит не знаешь.
Не знаешь, чем болезнь чинишь и излечаешь.
Не думав ничего, задумчив завсегда.
Печально оттого, что весел иногда.

«Ты глух без языка, язык хотя в устах» — в этой строчке мы наблюдаем актуализацию внутренней формы слова. В первом случае язык употребляется в значении «речь, слово», а тут же следует язык в ином значении — «язык как орган человеческого тела». Весь текст построен на антитезах, на сложном словесно-синтаксическом узоре.

Иногда такой четкий словесный узор организует весь текст целиком. Интересным примером является сонет 1761 года, который начинается с серии вопросов.

Где смертным обрести на свете сем блаженство?
И коим способом в покое станем жить?
В величестве ль чинов прямое благоденство?
Богатство ль может здесь утехами служить?

В познании ль вещей подробном совершенство
Мы счастья данного довлеем положить?
Иль между всех когда стояло бы раве́нство,
Тогда печали бы не стали дух крушить?

Во славе ли живет, блистающей лучами?
В зажженной ли любви прелестными очами?
В полях ли Марсовых и лавровых венцах?

Во обществе ль градском и суетах приятных?
В уединении ль в бесчувственных сердцах? —
Не там — в душах оно, спокойством не превратных.

На четырнадцатом, последнем стихе сонета вопросы обрываются, и возникает итоговая последняя фраза: «Не там — в душах оно, спокойством не превратных». Таким образом видно, что стихотворение разделено на две неравные части. Первые тринадцать стихов — это серия вопросов, и последний, четырнадцатый стих — это ответ на все эти вопросы.

Итак, видно, что Ржевский действительно был экспериментатором в области стилистики, в области организации поэтического материала, но он был также новатором в области стиховой формы, о чем мы поговорим с вами далее.