Филологический факультет СПбГУ | ||
|
Здравствуйте! Меня зовут Евгений Михайлович Матвеев и мы с вами продолжим говорить о литературных направлениях в литературе XVIII столетия. П. Е. Бухаркин осветил основные особенности каждого из литературных направлений, а мы с вами поговорим о том, как теория литературных направлений соотносится с конкретным литературным материалом.
Было бы заманчиво рассматривать всю историю русской литературы XVIII века как последовательную смены трех основных литературных направлений: барокко, классицизм, сентиментализм. Однако литературная реальность, конкретные авторы, конкретные произведения, в общем-то, не укладываются в эту схему. И проблема состоит не только в этом, но и в том, что определения самих литературных направлений часто несовершенны, нечетки. Особенно, например, это касается понятия русского классицизма. Скажем, Г. А. Гуковский понимал под русским классицизмом в первую очередь поэзию Сумарокова и так называемой сумароковской школы. И. З. Серман понимал под русским классицизмом весь русский XVIII век от Кантемира до Крылова. Г. П. Макогоненко предполагал, что в конце XVIII века, начиная с Фонвизина, классицизм сменяется так называемым просветительским реализмом. Все эти трактовки демонстрируют нам отсутствие конвенционального смысла у понятия «русский классицизм», на что указывали исследователи, в частности П. Н. Берков, который просто предлагал отказаться от этого понятия.
Вообще русская литература XVIII века характеризуется скачкообразным развитием. Иногда говорят об интерференции стилей. И мы с вами посмотрим на двух авторов, в творчестве которых соединяются черты, которые принято традиционно считать особенностями определенных литературных направлений, — это М. В. Ломоносов и А. А. Ржевский.
Ломоносов — один из крупнейших поэтов середины XVIII века. Его главный жанр — это торжественная ода, которая, конечно, может рассматриваться как высокий жанр русского классицизма. Ода, действительно, — это высокий жанр. Она имеет своей целью описать величие государства, величие правителя. Это такой государственный панегирик. И часто говорят о том, что именно ода являет собой надындивидуальную сущность классицизма. То есть все оды похожи друг на друга, они имеют определенные образцы. В них повторяются одни и те же топосы, одни и те же общие места и мотивы: идеальное государство, идеальный правитель, гармония государства и народа, ориентация на античность (античные боги в ломоносовской оде действуют наряду с русскими императорами и общественными деятелями). С другой стороны, оды Ломоносова — это произведения барочные. В них очень много аллегорий, гипербол, метафор, достаточно сложный синтаксис, встречаются инверсии. И действительно, перед нами причудливое, нелогичное сцепление противоречивых образов. Сам Ломоносов свой стиль называл очень интересно, очень характерно. Он говорил о том, что его оды — это «сопряжение далековатых идей». Это принцип барочного соединения противоречивых образов, «далековатых» идей. Приведу вам один пример из знаменитой оды «На день восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны 1747 года».
Великое светило миру,
Блистая с вечной высоты
На бисер, злато и порфиру,
На все земные красоты,
Во все страны свой взор возводит,
Но краше в свете не находит
Елисаветы и тебя…
Ломоносов обращается к тишине, это один из устойчивых образов его одической поэзии. И получается, что на одной плоскости оказываются Елизавета, адресат оды, и тишина, абстрактное понятие: принцип сопряжения далековатых идей в действии. Это соединение противоречивых, разных сущностей в одной поэтической строчке. Ими обеими, и Елизаветой, и тишиной, любуется великое светило мира, то есть солнце. Это прием перифраза, имеющий определенные барочные корни, барочное происхождение. Иногда исследователи говорят о том, что одический поэтический стиль Ломоносова связан с поэзией русского барокко XVII века. Например, об этом пишет И. П. Еремин.
Многие из его поэтических гипербол, сравнение России с небом, царя с орлом или солнцем, восходят именно к той поэтической фразеологии, основоположником которой в русской хвалебной поэзии был Симеон Полоцкий.
Это, конечно, не означает, что Ломоносов заимствовал у Симеона Полоцкого, но важно типологическое сходство между ломоносовской одой и панегириком XVII столетия.
Второй пример, который мы с вами рассмотрим, это творчество одного из самых интересных поэтов середины XVIII столетия, поэта так называемой сумароковской школы, Алексея Андреевича Ржевского, чье творчество приходится на начало 60-х годов. Гуковский, который открыл Ржевского для литературоведения, который написал в книге «Русская поэзия XVIII века» специальный очерк о Ржевском, конечно, считал Ржевского классицистом, как представителя сумароковской школы. Однако и он обратил внимание на то, что в творчестве Ржевского проявляется игровое начало: внимание к поэтической форме, экспериментаторство поэтическое. Это барочное начало в поэзии Ржевского подчеркивали после Гуковского многие и многие другие исследователи. Часто говорили о том, что эксперименты над поэтической формой, большое количество повторов, антитез, оксюморонов, различных других синтаксических фигур – все это свидетельствует о том, что Ржевский отходит от принципов классицистов, от принципов простоты, принципов прозрачности. Как известно, Сумароков, как писал Гуковский, стремился к непринужденной речи в поэзии, стремился создать искусство небрежной, естественной фразы. Ржевский очень далеко уходит от этих идеалов. Он много экспериментирует с поэтической формой.
К творчеству Ржевского можно подойти совсем с иной стороны и увидеть в его поэзии элементы нового литературного направления, которое развивается в конце XVIII века, а именно сентиментализма. Самые распространенные и повторяющиеся мотивы его поэзии — это любовная тоска, бренность жизни, пропаганда нравственного самосовершенствования и другие сентименталистские темы, противопоставление города и деревни, воспевание идеала дружбы. Весь этот комплекс мотивов присутствует в его поэтических произведениях. Особенно ярко это проявляется в жанре элегии. Марина Львовна Смусина, посвятившая Ржевскому специальное исследование, пишет о том, что его элегии — это не некий самоцельный опыт эксперимента, а стремление продемонстрировать в поэзии свои чувства. Она говорит о том, что благодаря Ржевскому в поэзию впервые пришел живой человек. Видно, что в творчестве Ржевского присутствуют два различных начала: с одной стороны, барочное, экспериментальное, связанное с вниманием к форме текста, а с другой стороны, стремление к естественности, к выражению чувств, то есть стремление к сентиментализму. Можно, правда, сказать, что эти два начала не представляют собой чего-то взаимоисключающего. Например, среди риторических фигур, которые чаще всего использовал Ржевский, были фигуры антитезы и оксюморона, то есть как раз те фигуры, которые выражали смысл сложности мира, диалектическое восприятие мира. Это важная черта литературного процесса последней трети XVIII века, и именно диалектическое восприятие мира было свойственно русским сентименталистам. Поэтому сентиментальное начало и барочное начало не представляют собой резких противоположностей. С другой стороны, барочных, экспериментальных примеров у Ржевского гораздо меньше, чем текстов, условно говоря, сентименталистских. Мы с вами рассмотрим один из такого рода примеров. Это станс, в котором выражается тема противопоставления города и деревни, и который интересен еще и серьезным, мощным автобиографическим началом.
Прости, приятное теперь уединенье,
Расстался я с тобой,
В тебе я чувствовал прямое утешенье,
Свободу и покой.
Гражданска суета мой дух не возмущала,
Любезна простота
Селян незлобивых меня там утешала
И места красота.
Сколь мило слушать то, как птички воспевают
По рощам меж кустов!
Миляй, что люди все без злости пребывают;
Там нет клеветников.
Там злоба с завистью меж них не обитает
И царствует покой.
Едина истина сердцами обладает,
Там век цветет златой.
А. А. Ржевский. Станс.
Сочинен 1761 года июля 19 дня
по выезде из деревни г. Х<ераскова>
Здесь встречается один из самых распространенных мотивов сентиментальной поэзии и масонской поэзии XVIII века — мотив златого века. И в конце Ржевский обращается к своему другу, к Хераскову, с такими словами:
Херасков! разлучась со мной, ты там остался,
Где век златой цветет;
А я, жалеючи, мой друг, с тобой расстался,
Чтоб жить, утех где нет.
То есть у городе «утех» нет, а деревня — это некое идеальное пространство.
Интересно, что именно второе начало лирики Ржевского ценили его современники. Тот же Херасков, обращаясь к поэту в одной из своих философических од, пишет:
Ты, просты видя нравы,
Желал простых стихов.
Там сельские дриады
Плясали вкруг тебя;
Не чувствовал досады
Ты, сельску жизнь любя.
Обратим внимание, что Херасков говорит здесь именно о поэтическом принципе Ржевского: «Желал простых стихов». Гуковский отмечал, что Ржевский — это поэт изящного ухищрения, поэт-экспериментатор, насадитель поэтических фокусов, а современник Херасков говорит о том, что это поэт, который стремился писать просто.
На этом примере мы с вами видим сложность применения определенной схемы к творчеству Ржевского. В его творчестве мы находим и классицизм, и барокко, и сентиментализм. И, конечно, если мы обратимся с вами почти к любому крупному поэту начала XVIII века, Феофану Прокоповичу или Кантемиру, к каким-то поэтам середины XVIII века, например Хераскову или даже к Тредиаковскому, поэтам и писателям конца XVIII века — Фонвизину, Державину, Радищеву, ни о ком из них мы не сможем сказать, что этот поэт воплощает в себе только одно литературное направление.