|
|
Филологический факультет СПбГУ | |
|
|
||
Карамзин был не только писателем, критиком, публицистом, историографом, он был также и поэтом. Показательно, что сам Карамзин всегда ставил свою поэзию как бы на второе место, а может быть, даже и на третье. Он никогда не называл себя поэтом. Во всяком случае, нет таких свидетельств. Тем не менее, и в поэзии Карамзин добился многих интересных результатов, в том числе путем различных импровизаций и экспериментов. В поэзии Карамзина мы встретим рифмованную прозу и нерифмованную, разные варианты поэтических текстов. Есть у него и баллада «Раиса», стихотворение «Раиса» такой и имеет подзаголовок — «Древняя баллада». Есть легкая поэзия, есть серьезные, трагические, элегические стихи. Самое интересное, что начал свою поэтическую деятельность Карамзин в 1787 году, во всяком случае, он указывает сам эту дату. И начал он стихотворением «Поэзия», программным стихотворением, с которого, можно сказать, и начался Карамзин-сентименталист.
В стихотворении «Поэзия» проводится главная мысль о священности поэзии. Поэзия именуется «дщерью небес». Она дана человеку Богом свыше, а значит, в правильной, истинной поэзии устами поэта может говорить Бог. Особенно интересен пантеон авторов, которых еще совсем юный Карамзин предлагает в качестве некого бессмертного, вечного ориентира. Это истинные поэты в его представлении. В ряд этих поэтов он вводит как легендарные личности, так и полулегендарные, и реально существовавших поэтов в широком смысле этого слова. Здесь и царь Соломон, и Орфей, и Гомер, и Шекспир, и Мильтон, и Теокрит, и, наконец, Юнг, Томсон, Геснер и Клопшток. Последние фамилии говорят о том, что Карамзин отчетливо ориентируется на поэтов, англичан и немцев, тяготеющих к поэзии сентиментальной или близкой к сентиментализму. Показательно, что в этот ряд Карамзин, как ни странно, не относит ни Ломоносова, ни Сумарокова, ни Хераскова, ни даже Державина, чьи стихи спустя буквально несколько лет он будет активно публиковать в своем «Московском журнале». Показательно, что уже ранняя поэзия Карамзина указывает нам на «двуголосость» его мысли. Всегда есть идеи и «за» и «против», pro et contra, как мы уже говорили.
В частности, мы встречаем яркий пример тому в стихотворении «Кладбище» 1792 года. Впрочем, это стихотворение изначально было опубликовано автором под более мрачным названием «Могила». Данное стихотворение двуголосое в прямом смысле этого слова. Постоянно возникают два голоса: первый голос и второй. Первый голос говорит о страхе перед смертью, об ужасе смерти, о ее несправедливости. Второй голос отвечает ему, что смерть — естественное состояние и естественное завершение всякой жизни, смерть не есть зло, она есть, по сути, добро. Например:
Первый
Странник боится мертвой юдоли;
Ужас и трепет чувствуя в сердце,
Мимо кладбища спешит.
Второй
Странник усталый видит обитель
Вечного мира — посох бросая,
Там остается навек.
Не менее интересно и такое стихотворение Карамзина, которое, по сути, можно назвать одой, торжественной или хвалебной одой великой русской реке, называется это стихотворение «Волга». Оно было написано Карамзиным в 1793 году. Перед нами любопытная ситуация. Волга изображается автором и как императрица всея Руси. Понятно, что великая русская река питает все народы, питает земли и несет народу богатство и различные блага. С другой стороны, Волга изображается Карамзиным еще и как образ Бога. Карамзин во многом пантеист, у него Бог растворен в Натуре, в природе, поэтому Волга у его становится проводником воли Бога. Так, Волга может быть милостива, как императрица или как Бог, а может быть коварна, опасна, может в любую минуту поглотить слабого человека. Начинает свое повествование в стихах Карамзин с торжественного обращения к великой русской реке.
Река священнейшая в мире,
Кристальных вод царица, мать!
Дерзну ли я на слабой лире
Тебя, о Волга! величать…
Хочу обратить особое внимание на последний глагол. Вопреки одической традиции Карамзин предлагает не «воспевать» Волгу и даже не «восхвалять», а именно «величать». Он использует глагол с народной, даже фольклорной семантикой, вспомним, что есть такой жанр фольклора — величальные песни, в которых прославляется человек или какой-то народный коллектив. Это очень интересная идея, но еще интереснее то, что, изображая Волгу в качестве царицы, в качестве божества, Карамзин не забывает и здесь о личном, лирическом начале, лирической струе. Сам Карамзин по происхождению волжанин, и он не может не указать на то, что сам имел отношения с этой прекрасной великой рекой, и включает в стихотворение, которое иногда похоже на повествование, личные воспоминания, как он едва не погиб в пучине Волги и о том, как в детстве вырос на этих прекрасных берегах великой реки. Река предстает перед нами не только божеством, не только великой императрицей, она предстает еще и неким вечным мерилом. Она будет существовать вечно при конечной жизни человека.
Время идет, поэзия Карамзина развивается, как развивается и сам автор как личность. С 1796 по 1799 год выходят три книжки «Аонид» — первой стихотворной антологии в истории России. В этой антологии Карамзин издает не только свои стихотворения: помним, что он в первую очередь прозаик и только потом поэт. Там издаются стихотворения И. И. Дмитриева, Державина, Капниста, Нелединского-Милецкого и многих других.
Поздняя поэзия Карамзина преимущественно окрашена в элегические, меланхолические тона. В ней часты темы скорби по утраченным друзьям, утраченным близким, которые ушли в мир иной. Герой очень часто надеется соединиться с ними с жизни лучшей, и об этом написаны стихотворения Карамзина. Показательно в данном случае стихотворение «Берег» 1802 года. Разумеется, это не последнее стихотворение, последнее будет написано Карамзиным в 1805 году. Но «Берег», пожалуй, лучше всех других стихов отражает это элегическое, меланхолическое состояние души поэта. Завершает свое стихотворение поэт следующими словами:
Жизнь! ты море и волненье!
Смерть! ты пристань и покой!
Будет там соединенье
Разлученных здесь волной.
Вижу, вижу... вы маните
Нас к таинственным брегам!..
Тени милые! храните
Место подле вас друзьям!