Модуль 10
Творчество Н. М. Карамзина

Урок 4
«Исторические» повести Н. М. Карамзина: «Наталья, боярская дочь» и «Марфа Посадница»

Тема историзма и истории интересовала Карамзина с самых юных лет и на протяжении всего его творчества. Самое интересное то, что, когда мы говорим об историзме повестей Карамзина, мы должны понимать, что это не совсем четкое определение данного типа повествования. Так, например, первая историческая, впрочем, слово «историческая» можно взять в кавычки, повесть писателя — это повесть 1792 года «Наталья, боярская дочь». По сути, в повести «Наталья, боярская дочь» мы имеем дело с условным историзмом, или так называемым псевдодокументализмом. Дело в том, что ни язык повести, ни какие-то определенные сюжетные ходы с историей напрямую не связаны. Повествователь Карамзина всего лишь «подделался под древний колорит» в языке героев. Разумеется, он не использовал оригинальный язык, потому что «любезный читатель» не мог бы тогда понять, о чем написана повесть и о чем говорят его герои. Это самое главное, о чём мы должны помнить. Но псевдоисторизм, или условный историзм повести нисколько не мешает правдоподобию сюжета: любви Натальи, боярской дочери, к Алексею Любославскому, сыну опального боярина Любославского.

Давайте обратим внимание на название: «Наталья, боярская дочь». Это не просто Наталья, она именно дочь боярина. И боярин этот — Матвей Андреев. В центре повествования оказывается не только любовь Натальи к Андрею Любославскому, не только история боярской дочери, но и история самого боярина, Матвея Андреева. Перед нами Карамзин раскрывает образ идеального вельможи. Боярин Матвей Андреев — правая рука государя. Он всегда справедлив, добросердечен, честен, предельно искренен и всегда судит правых и виноватых справедливо. Ни одной червоточины нет в характере данного героя. Если все остальные персонажи и герои имеют какие-то недостатки (например, Натальина няня позволила Алексею Любославскому подкупить себя, Наталья бежит из отчего дома без родительского благословения с любимым, Алексей Любославский увозит тайно Наталью из дома), боярин Матвей Андреев абсолютно идеален. Он не совершил ни одного порочащего его поступка за всю свою долгую жизнь. Он всегда верный помощник и советчик царя. Даже когда выясняется, что добродетельный царь в юности по ошибке, будучи еще неопытным правителем, несправедливо осудил отца Алексея Любославского – боярина Любославского, Матвей Андреев не имел к этому ни малейшего отношения: он тогда еще не был в совете государя. Такая идеальная фигура вельможи, пусть и отправленная повествователем и самим Карамзиным в древние времена, несомненно, имела отношение к самой действительности. Вот таким государственного человека, идеального государственного мужа видел сам Карамзин.

Говоря об условном историзме повести, следует сказать еще несколько интересных вещей. В повести присутствуют описания «Москвы белокаменной». Они относят нас к более древним временам, не к XVIII веку, но эти описания достаточно хорошо стилизованы, они условны. Другая интересная черта — это описание войны с литовцами, особенно – «жесточайшего сражения». Вопрос стоит ребром: либо россияне победят в этой битве, или проиграют, и тогда возникнет совершенно трагическая ситуация: литовцы смогут завоевать Москву, войти в столицу. Показательно, что в этой битве есть только один герой, мужественный и храбрый Алексей Любославский. Возникает такое ощущение, что только его силами была одержана победа в этом решающем сражении. Как мы понимаем, конечно, это черта условно-исторической повести, когда романтический герой, по сути, один спасает страну, Отечество и державу. В «Наталье, боярской дочери» Карамзин-автор и повествователь от лица Карамзина снова поворачиваются к нам другой стороной. Русский европеец становится не европейцем, а любителем русской старины. Вот какую фразу произносит повествователь в самом зачине повести:

Кто из нас не любит тех времен, когда русские были русскими, когда они в собственное свое платье наряжались, ходили своею походкою, жили по своему обычаю, говорили своим языком и по своему сердцу, то есть говорили, как думали? По крайней мере я люблю сии времена…

Итак, на наших глазах русский европеец превращается в патриота и любителя русской старины.

С течением времени понятие «исторической повести» меняется. Меняется оно, в первую очередь, и в сознании самого Карамзина. В 1802 году он публикует историческую, теперь уже действительно историческую, повесть «Марфа Посадница, или Покорение Новагорода». Повествователь подчеркивает, что рассказ его истинен и основывается на исторической правде, т.е. на основных моментах исторической правды. И действительно, за основу сюжета Карамзин берет два этапа московско-новгородских войн, это 1471 год и вторая война 1477–1478 годов. В результате этих войн Новгород потерял свою независимость и был присоединен к государству Московскому. В центре повествования, как следует во всех романтических отчасти произведениях, снова одна центральная, ключевая фигура. Это вдова посадника Марфа Борецкая — идеолог и главная ключевая фигура в противостоянии Новгородской республики власти Ивана III, или Иоанна, как он назван в повествовании Карамзина. Марфа Борецкая — женщина редкой воли, силы характера, ума и твердости. Она умеет воодушевить на борьбу всех новгородцев, начиная от посадников, от высоких чинов, и заканчивая каждым храбрым воином-мужчиной в Новгороде. Однако ни ее беспримерное мужество, ни попытка воодушевить на борьбу до победного конца или трагического, все равно не могут повернуть ход истории. Не может изменить ход истории, не может изменить неизбежность и беспримерное мужество новгородцев и их дружин, а также их военачальников. Войско разбито. Иоанн III с триумфом въезжает в Новгород. Вечевой колокол снят, над ним произведена условная казнь, и колокол увезен в Москву.

Только в финале повествования Карамзин, пожалуй, наиболее явно отходит от действительной исторической истины. Марфа Посадница не увезена в Москву, подобно остальным заговорщикам или противникам Московского государя. Она восходит на эшафот, в глазах всего народ принимает казнь. В ее лице Иоанн казнит «вольность новгородскую», и Марфа сама прекрасно это осознает. Показательно, что Карамзин, ни в малой степени не отрицая исторической необходимости присоединения Новгородской республики к Московскому государству, вместе с тем оправдывает сопротивление новгородцев и их стремление сохранить свои свободы. Вот что говорит повествователь:

Однако ж сопротивление новогородцев не есть бунт каких-нибудь якобинцев: они сражались за древние свои уставы и права, данные им отчасти самими великими князьями, например Ярославом, утвердителем их вольности.

Как мы видим, понятие исторической повести, да и самого историзма в сознании Карамзина всего за десять лет претерпело существенные изменения.