Модуль 10
Творчество Н. М. Карамзина

Введение

Добрый день! Меня зовут Анна Юрьевна Тираспольская. Я — доцент Санкт-Петербургского государственного университета и сегодня хотела бы поговорить с вами о творчестве Николая Михайловича Карамзина. Если обыкновенного простого человека спросить, что он помнит о Николае Михайловиче Карамзине, что ответит этот человек? В первую очередь он назовет, конечно, «Бедную Лизу». Вторым номером он, скорее всего, назовет «Историю государства Российского». Конечно, Карамзин — историк и историограф. Может быть, человек вспомнит о «Письмах русского путешественника», и это будет очень хорошо. Но дело в том, что Карамзин был также еще и поэтом, и критиком, и публицистом, и журналистом, даже успел побывать драматургом. Да-да, он написал одну драму — «София», но очень интересную драму. На самом деле мало кто задумывается о том, что творчество Карамзина — это один большой и интересный парадокс длиной в целую жизнь. И первый парадокс, которым славен Карамзин, — это его проза, причем не просто проза, а проза поэтическая. Не в том смысле, что он писал прозу как поэзию, как какой-то стихотворный размер, а в том, что его проза имеет парадигматические, вертикальные связи. Ее можно читать так же как поэзию, искать сплетения мотивов, ритмов, каких-то образов и тем, не только в пределах одного предложения и даже одного абзаца. Второй парадокс Карамзина — это поэзия, но поэзия прозаическая. Прозаическая поэзия — это такая поэзия, которая нетривиальна, хотя имеет тривиальные рифмы. Приведу один маленький пример.

Кто для сердца всех страшнее?
Кто на свете всех милее?
Знаю: милая моя!

«Кто же милая твоя?»

«Страшнее — милее», «моя — твоя» — казалось бы самые банальные и для нашего слуха, и даже для современников Карамзина рифмы. Но что же тогда заставило Александра Сергеевича Пушкина в 1823 году в письме к Вяземскому, другу и тоже поэту, написать, что Дмитриев «стократ ниже стихотворца Карамзина»? И это слова Пушкина! Это еще одна загадка. Почему Карамзин, писавший достаточно простую поэзию, мог стать поэтом, и хорошим поэтом, которого продолжали ценить и в веке XIX? Почему же Карамзин, несмотря на такое далекое отстояние от нашей эпохи, остался живым и актуальным? Вопрос интересный, но ответ на него можно отчасти найти и в его отношении к читателю, к любезному читателю, которого он создал. Карамзину было важнее всего, чтобы его мысли, чувства, облаченные в прозу, поэзию, не все ли равно, или его мысли, чувства, донесенные через его «Историю государства Российского», но обязательно нашли отклик в сердце и в душе любезного читателя.

Меня не будет, но память моя не совсем охладеет в мире. Любезный, нежно образованный юноша, читая некоторые мысли, некоторые чувства мои, скажет: он имел душу, имел сердце.

Таким представлял свое литературное бессмертие Карамзин.