|
|
Филологический факультет СПбГУ | |
|
|
||
Мы только что поговорили с вами о научном контексте русской литературы XVIII века, то есть о историографических проблемах русской литературы того времени. Сейчас мы постараемся увидеть русскую литературу XVIII века в русском уже литературном контексте, то есть постараемся ответить на вопрос, какое место занимает русская литература этого периода во всей тысячелетней истории русской литературы, какие главные задачи она пытается решить.
Приступая к размышлению над этими проблемами, прежде всего стоит представить себе, что XVIII век, как писали авторы одного из сборников, издаваемого Российской академией наук, который так и называется «XVIII век», не просто условных хронологический отрезок, это историософское понятие. И неслучайно и в русской научной практике, и в европейской научной практике мы встретим целый ряд изданий, которые так и называются — «XVIII век». Например, уже упоминавшийся мною сборник Российской академии наук «XVIII век», сейчас готовится уже двадцать девятый его выпуск, или знаменитый французский журнал «Dix-huitième siècle», посвященный, как говорит его название, именно XVIII веку. Действительно, XVIII век отличается резко очерченной и очень своеобразной физиономией.
Когда же начинается это столетие в русской культуре? Ответить на этот вопрос, с одной стороны, легко, с другой стороны, очень сложно, ибо любой ответ носит, конечно, условный характер. Мы волевым усилием выбираем даты начала и конца его. Но надо сказать, что в случае с XVIII веком история не без услужливости предоставляет нам подобного рода событие. XVIII век следует, наверное, начинать с 1 января 1700 года. Именно в этот день Россия впервые праздновала новый год по юлианскому календарю. Впервые появляется елка, глубоко воспринятая культурным сознанием и XVIII, да и последующих веков, вплоть до нашего времени. И на слайде можно увидеть лубочную картину, как раз изображающую новогоднее торжество XVIII века. Другой, верхней хронологической границей XVIII века, то есть его концом, следует считать ненастную ночь на 11 марта 1801 года, когда в своем только что построенном Михайловском замке был убит император Павел I. То есть, по существу, перед нами действительно столетие, сто лет, достаточно четко выделяющееся из русской истории, в том числе и из литературы.
Какое же значение имеет этот период для всей русской культуры, в частности для всей русской литературы? Какова та функция, которую выполняет литература XVIII века в пространстве всей истории русской словесности, начиная с XI и кончая современностью, XXI веком. Размышляя над этим вопросом, мы опять сталкиваемся с очень разными возможными ответами. Но, пожалуй, наиболее ясный и наиболее ответственный заключается в следующем. Русская литература XVIII века — это прежде всего литература периода европеизации, когда русская словесность начинает осознавать себя как часть, неразрывная, органичная часть единого литературного пространства западного мира. Процесс европеизации был для русской литературы достаточно сложен. Дело в том, что, войдя в круг христианских народов в момент крещения, русская словесная культура в более поздние времена, особенно с XV–XVI веков, начинает двигаться в сторону от единых процессов, определяющих культурную жизнь европейского, то есть христианского мира. Она приобретает черты некого изоляционизма, выпадает из общего, мощного, планомерного культурного движения. В этом смысле Петр, усилия которого и определили во многом общую жизнь XVIII века, возвращает русскую словесность к ее истокам. Вновь, как в свое время Владимир Святой, принял христианство и поместил Русь среди других христианских, то есть в конечном счете западных, народов, также и Петр I вновь помещает Россию в европейское культурное пространство. И разные формы усвоения этого культурного наследия и определяют характер XVIII века.
Среди этих форм европеизации, среди этих форм культурного диалога России с Западной Европой можно назвать следующие наиболее важные. Прежде всего, русское правительство прилагало очень большие усилия для того, чтобы привлечь в Россию иностранцев, и не только специалистов в области военного дела, мореходства, инженеров, металлургов. Среди иностранцев, которые оказались в России в XVIII веке, были не только государственные деятели, выходцы из так называемых остзейских провинций, среди этих людей немало было ученых и писателей. Надо сказать, что правительство не жалело на них денег. Достаточно вспомнить, что, фактически, первые десятилетия своего существования, довольно долгие десятилетия своего существования, Санкт-Петербургская императорская академия наук полностью состояла из иностранных членов, в том числе таких выдающихся, а попросту говоря великих ученых, как Леонард Эйлер. Да и не он один. Можно назвать и Бернулли, и других выдающихся исследователей. Мы знаем целую плеяду замечательных архитекторов, которые строили Санкт-Петербург. Большинство из них тоже были иностранцами: итальянцами, французами, швейцарцами. И, как я уже сказал, среди оказавшихся в России интеллектуалов были и писатели, например, Я.Штелин или, особенно, Г.В.Фр.Юнкер. Написанные Юнкером оды на немецком языке оказали достаточно сильное влияние и на Тредиаковского, и на Ломоносова, и способствовали формированию русской оды. Очень много иностранцев, прежде всего немцев, было и среди профессоров открытого в середине XVIII века Московского университета. Достаточно назвать профессора И.Г. Рейхеля, учителя Фонвизина, или профессора И.М. Шадена, который потом создал частный пансион, где воспитывался Николай Михайлович Карамзин. Это одна форма — импорт Европы в Россию.
Другая форма культурного диалога, который позволял русской культуре, и литературе в частности, решить проблему европеизации, — это, наоборот, экспорт России в Европу, если так можно выразиться. То есть русские молодые люди ездят в Европу, учатся, путешествуют, знакомятся с европейской жизнью. Надо сказать, что подобного рода поездки в Европу породили целый ряд замечательных литературных памятников от петровской (и даже допетровской) эпохи — это «Дневник путешествия стольника Петра Толстого» (одного из предков, между прочим, и Льва Николаевича Толстого, и Алексея Константиновича Толстого, и Алексея Николаевича Толстого), первого графа Толстого, известного в деле царевича Алексея. Можно назвать и замечательные «Письма из Франции» Фонвизина, книгу Александра Николаевича Радищева «Житие Федора Васильевича Ушакова», описывающую, в частности, жизнь русских студентов в Лейпциге, и конечно, все это венчается замечательными «Письмами русского путешественника» Николая Михайловича Карамзина.
Еще одной формой, способствующей европеизации, было знакомство с европейской культурой, европейской литературой. Европейские книги активно проникали в Россию. Они читались и на иностранных языках, и в переводах. Появлялось огромное количество разного рода переводов. Европейские писатели в каком-то смысле становились частью русской литературы. И многие выдающиеся памятники русской литературы XVIII века представляют собой переводы или переделки, но об этом мы поговорим немного позднее.
А сейчас можно сказать, что, используя разные формы культурного общения, вступая в межкультурные коммуникации с разными европейскими странами, русская культура, и среди ее составляющих частей литература, действительно успешно решила главную задачу, которая стояла перед ней в XVIII веке, — она европеизировалась.
Одним из первых произведений русской литературы XVIII века, рукописная повесть о российском матросе Василии Кориотском и о прекрасной королевне Ираклии Флоренской земли, начинается выразительными словами: «В Российских Европиях некоторый живяше дворянин, имяше имя ему Иоанн, по малой фамилии Кориотской». Это мечта, это надежда, а к концу XVIII века Россия действительно стала Европой.