|
|
Филологический факультет СПбГУ | |
|
|
||
Как я уже говорил, сегодняшняя тема посвящена рассмотрению русской словесной культуры XVIII века в разных, прежде всего литературном и языковом, контекстах. И начнем мы этот разговор с научного контекста, то есть с того, как изучалась русская литература в филологической науке.
Надо сказать, что литература XVIII века стала предметом именно научного изучения, а не критического осмысления где-то в середине XIX века в трудах целой плеяды замечательных ученых, таких как А.Н.Пыпин, Н.С.Тихонравов, Н.Н.Булич, чуть позднее М.И.Сухомлинов. Были заложены основы для дальнейшего исследования литературного материала того времени. Главное достижение всех этих ученых состояло в том, что они заложили источниковедческую базу. Огромное количество разного рода источников: литературных текстов, биографических источников — было введено в научный оборот именно учеными XIX века. На рубеже XIX и XX веков в изучении русской литературы XVIII века наметился новый этап, во многом связанный с тем, что вообще культура России XVIII века уже не научным, а культурным сознанием начинает восприниматься, как что-то оригинальное, интересное, заставляющее думать и дающее новый художественный импульс. В науке это новое понимание литературы XVIII века выразили два очень разных, но по-своему очень интересных ученых. Это Василий Васильевич Сиповский и Владимир Николаевич Перетц. Их заслуги перед наукой, конечно, несоизмеримы. Вклад Перетца в изучение русской словесности несоизмеримо больше, чем вклад В. В. Сиповского, но в понимании литературы XVIII века каждый из них сыграл свою роль. С одной стороны В. Н. Перетц представлял литературу XVIII века прежде всего исходя из древнерусской литературы. Это был исторически перспективный взгляд из прошлого в будущее, а В. В. Сиповский старался увидеть своеобразие литературы XVIII века самой по себе, исходя из нее самой. И оба этих два подхода и оказались очень существенными, очень важными уже для более поздней постреволюционной науки, когда и были заложены основы для дальнейшего исследования очень интересного и богатого литературного наследства XVIII столетия.
Три ученых сыграли главную роль в исследовании русской литературы XVIII века в середине, да и во второй половине XX века. Первым из них был Лев Васильевич Пумпянский, малоизвестный долгое время ученый, многие работы которого остались, к сожалению, при жизни неопубликованными. Вторым ученым, который сумел по-новому, иначе, чем раньше описать литературную жизнь XVIII века, был Григорий Александрович Гуковский. Взгляды Л. В. Пумпянского и Г. А. Гуковского в чем-то разнились, но в главном они были едины. И Пумпянский, и Гуковский впервые увидели в литературе XVIII века не отдельные памятники, а литературный процесс, литературную жизнь с борьбой интересов, с движениями, с отступлениями назад и движениями в бок. Благодаря их трудам, литература XVIII века стала осознаваться, как хотя бы отчасти, но живое явление русской культуры. Третим ученым, который развивал этот новый подход, который видел в литературе XVIII века процесс, а не отдельные памятники, был Павел Наумович Берков, во много развивавший идеи Г. А. Гуковского. Хочу сказать, что все три ученых внесли свой очень значимый вклад и каждый из них был по-своему интересен, но главную роль в изучении русской культуры XVIII века сыграл Г. А. Гуковский, в частности потому, что именно его ученики во многом определили дальнейшие исследования литературного материала XVIII века уже в более позднее время, в 60-е, 70-е, 80-е годы вплоть до нашего времени.
Имя Юрия Михайловича Лотмана хорошо известно всем людям, так или иначе интересующимся русской культурой. Создатель такого уникального явления, как тартуско-московская семиотическая школа, Юрий Михайлович Лотман в своих трудах обращался к разным периодам, к разным темам, но литература XVIII века всегда занимала в его размышлениях очень важное место. Большим достоинством Ю. М. Лотмана было и то, что литературную жизнь той эпохи он поместил в широкий культурный контекст и постоянно и непрерывно связывал с дальнейшим литературным движением, в частности, с пушкинской эпохой. Надо сказать, что связь литературы XVIII века с пушкинской эпохой очень хорошо осознавал уже прямой и близкий ученик Г. А. Гуковского Георгий Пантелеймонович Макогоненко — автор фундаментальных работ о Радищеве, Новикове, русском просвещении, Фонвизине, о литературном процессе второй половины XVIII века. Он вместе с тем всегда интересовался тем, как это литературное движение подготовило Пушкина, а позднее Лермонтова и Гоголя. И не случайно последние работы Г. П. Макогоненко связаны именно с проблемами Пушкина, Лермонтова и Гоголя, понятыми в известной мере на фоне литературной жизни XVIII века.
Надо сказать, что не только, конечно, ученики Г. А. Гуковского, но и ученики П. Н. Беркова, прежде всего Наталья Дмитриевна Кочеткова или Владимир Петрович Степанов, приложили много усилий для того, чтобы литературная жизнь XVIII века предстала перед нами гораздо более полной и ясной, нежели прежде. Благодаря трудам этих ученых наметился иной, уже в известной мере новый подход к литературной жизни XVIII века, к языковым процессам этого времени, который во многом реализовал в своих трудах Виктор Маркович Живов. Его знаменитая книга «Язык и культура России XVIII века» представляет собой эпохальное исследование, где языковые процессы рассмотрены на фоне литературного движения эпохи. Труды многих зарубежных ученых, таких как Рейнхард Лауэр, Йохан Клейн, Маркус Левит, Александр Левицкий, Элиза Малэк, Анна Варда, внесли много нового в понимание разных сторон литературной жизни XVIII века. Благодаря усилиям ученых разных стран, литературная жизнь XVIII века стала пониматься гораздо лучше, чем она понималась раньше. В настоящее время литературное наследие осьмнадцатого столетия гораздо яснее для нас, гораздо ближе, нежели это было в предшествующие эпохи.